Год 1884 – округи делятся, законопроекты принимаются, а в небольшом журнале «Осколки», специализирующемся на юмористических рассказах, публикуют очередную юмореску Чехова. Юный врач успел зарекомендовать себя как писатель в этом издании еще два года назад, он любим и признан, но серьезности в глазах читающих пока не вызывает. Дескать, недостаточно глубокомысленности, проблем мировых.
Не видят критики, как метко пишет автор о злословии общества, о деградации да о глупости всемирной. Но, тем не менее, рассказ держится, юмореску помнят, не забывают. И, как следствие, доходит «Жалобная книга», в которой жалоб то одна сотая с натяжкой, до наших дней.
Спустя 130 лет (срок то не абы какой) рассказ читают, а находят в нем… Находят не отголоски прошедшего времени, а все ту же общественную неустойчивость и злобу. Да, окраска весьма старинна, но суть то не меняется.
«Краткость – сестра таланта»
Так утверждал Антон Павлович. И раз за разом сие доказывал. В своих произведениях сильных и точных, именно кратких, доносил то, что не многим бы удалось и на трехстах страницах. Слишком просто, говорите, вы, критики давно минувших дней?
Что же собой представляет «Жалобная книга» Чехова? Разумеется, в ней, как в таковой, пишут всяческие жалобы и предложения (поправка, должны писать). Однако «…книга» Чехова непростая, казенной формой в ней «даже и не пахнет». И именно потому она выражает то, что собственно и хотел автор, чтоб она выражала.
Сюжета в юмореске нет. Вот так, вопреки законам жанра, да и правилам литературы, если уж вдуматься. Но отсутствие сей важной линии произведения не портит, такая его особенность отвечает за важнейшую цель донесения до читателя главной сути.
Чтобы сразу «в омут не нырять», Антон Павлович в двух словах рассказывает, что да как. Дескать, книга имеется, жалобная, железнодорожной станции принадлежит. Хранится там то и там то, дабы ее взять, ключик понадобится. Хотя нет, не понадобится, а должен бы. Ну а потом начинается.
Пишут, о чем хотят да что в голову взбредет. И в любви признаются Катенькам всяким, и на предыдущие замечания (весьма грубо) отвечают. На страницах и глупости несусветные замечены, и оскорбления. Всего помалу.
Впрочем, не будем клевету распространять среди народа честного – попытки жалоб… были. Казенные, когда писал их конторщик; заумные, но незаконченные строки от ученика седьмого класса; рубленные» фразы телеграфиста.
И так далее, и тому подобное…
Напрашивается вопрос, отчего не жалобы, а всего лишь попытки? Это легко можно объяснить. Все написанное – лишь констатация человеческой глупости, так умело выраженная Чеховым в короткой юмореске необычайной формы.
Не стоит пренебрегать еще одной особенностью опуса – намеренные ошибки почти что в каждой из жалоб, колоритно отображающие контингент, среди которых «ходила» «Жалобная книга».
Возьмем, к примеру, некого Ярмонкина. Он решил пожаловаться на то, что у него слетела шляпа. Причем совершенно непонятно, в чем здесь виновата железнодорожная станция, к которой И. подъезжал в известный момент. Ветер, видать, особенный какой-то.
Коловроев и вовсе решил возомнить себя, несомненно, важнейшей личностью и отписаться в книге просто так, память оставить потомкам. И вправду, кого волнует то, что страницы для жалоб предназначены? Нет-нет-нет, для Коловроева книга делалась. Только так.
Следующий автор оказывается трусливым доносщиком. После него – весьма жалкая неизвестная особь, напрашивающаяся на прозвище «шакал», ибо насмехается над чужими бедами, жандармом в том числе. Уверяет неизвестный, что последнему жена изменяет, даже сочувствует издевательски.
Жалобную книгу умудрились использовать даже в качестве архива потерянных вещей, куда уж дальше? Есть куда, всегда есть…
Глупость человека несоразмерно велика
И произведения Чехова это в очередной раз доказывают. Он, своим зорким глазом все пороки подмечая, острым пером оставляет их на бумаге, чтобы потомки далее читали, и удивлялись, и стыдились общества нынешнего, поскольку за сто с лишним лет ничего в обществе не изменилось, да и меняться, видимо, не собирается. Что прискорбно.
Так что же хотел сказать Антон Павлович Чехов именно в этой юмореске? Можно ходить вокруг да около, говоря абстрактными фразами или обсуждать незамысловатый, даже, как было сказано выше, отсутствующий, сюжет. А можно также кратко попробовать подытожить и сделать соответствующие выводы.
Обрывки фраз, грубости и жалобы без видимой на то причины – каждая строка дает описание конкретного человека. Читатель на подсознательном уровне осознает, что за личность перед ним и понимает, что авторитетом для детей своих и для себя самого он бы такого не ставил.
И эти наброски-описания вместе создают квинтэссенцию всех тех «аморалов», что нас окружают. Совсем худо выходит, если вдуматься, некоторые черты присутствуют и в нас самих, быть может, не столь гротескно выраженные, да и на фоне «…книги» уж слишком они глуповатые, но если уж есть они, то их нужно искоренять.
Показательным примером является попытка одного из авторов «Жалобной книги» образумить всех пишущих, направить на путь истинный, и следующий же, нелестный, надо сказать, комментарий.
Казалось бы, что особенного в этом можно уразуметь? Однако и эта строка имеет под собой скрытый смысл – не стоит учить других жизни, хочешь изменить общество – начни с себя.
Так что, явно неправы были критики, современники Антона Павловича Чехова. Даже в такой странной теме писатель поднял серьезные проблемы, а не писал опус просто для смеха. И каждому, кто, насмехаясь, закроет книгу лишь с улыбкой на лице, стоит открыть ее заново да перечитать. И когда рот снова захочет растянуться в ухмылке, вспомнить о том, над кем на самом деле мы смеемся.
В конце концов, человек и общество связаны неразрывно. Одно от другого зависит прямо, а не косвенно. Чехов это понимал как никто другой, но предпочитал наталкивать своих читателей на эту мысль, а не объяснять такую простую истину по новой во всех произведениях. Кстати, о них.
В чем же исключительность «Жалобной книги» Чехова?
Антон Павлович за свою жизнь написал много юморесок, ни одна из них не имеет под собой основания для жесточайшей критики (быть может, только капельку). Но «…книга», считающаяся ранним рассказом писателя, в то же время знаменует эпоху других великих произведений.
Когда каждое из них выражает один-два порока, представляет собой зарисовку ситуации, в которой раскрываются нелестные черты человека, «Жалобная книга», благодаря своему «неформатному формату», одновременно ставит все проблемы под общее целое, и раскрывает их по кусочкам.
Писательский талант
У Антона Павловича Чехова талант знаменитой «краткости» имелся неоспоримый: всю социальную жизнь он показал на одной странице, в виде нескольких «жалоб».
Жаль, что в жизни все еще сложнее, и отсутствие художественного гротеска только усложняет картину в тысячи раз. Уместить таким же образом все решения проблем общества (не говоря уже о воплощении этого), учитывая, что они переживают столь давний застой, вряд ли получится. Что, впрочем, не означает, что попытаться не стоит.
Да, действительно, читаешь Чехова и понимаешь, что он мастер слова, и в его рассказы подтверждают пословицу “Краткость – сестра таланта”. Или даже талантища великого русского писателя. Думаю, что на самом деле таких жалобных книг нет, вернее, в них все намного серьезнее, ведь впоследствии с их содержанием будет ознакомлена администрация. Здесь другой смысл – в обнаружении нелепых черт характера человека.
В Чехове сочитается – несочетаемое, удивительный художественный талант и прагматичность доктора. Он глубоко духовная личность, в то же время он видит невзрачную физическую часть жизни, как люди объедаются, не следят за своим здоровьем и имеют от этого много проблем. В общем он видит человека таким какой он есть, и описывает его во всей его невзрачной красоте. в общем мне нравится Чехов, рано или поздно дочитаю его произведения, какие еще не дочитал.
Я согласна, что Чехов наделен от Бога очень большим талантом. Но с тем, что он “глубоко духовная личность” согласиться не могу. Чтобы утверждать так, нужно знать, был ли человек верующим (если, конечно, слово “духовность” понимается с этой стороны). Ведь духовный человек с точки зрения христианской веры – тот, кто живет по духу, а таких мало и среди верующих. Да, безусловно, рассказы Чехова заставляют задуматься о проблеме пороков внутри человека, но был ли сам писатель христианином в полном смысле этого слова? Принадлежал ли он Господу, исполнял ли Его волю? Если нет, о какой духовности можно говорить?
Под духовностью я подразумевал в том смысле, в какой ее используют творческие люди: способность тонко понимать жизнь, понимание что духовные ценности преобладают над материальными, ищут внутреннего блага а не внешнего. А о его возрождении я не могу говорить. Хотя тогда культура была хорошей, церкви пользовались почетом и уважением. Перед смертью человека было принято приглашать батюшку для исповеди. Так что возможно в какой-то момент он и приближался к Богу. Не могу точно об этом говорить.
Ну, да, в этом смысле “духовность” часто понимают светские люди. Интересно, а как они определяют это слово? Если расценивать духовность как высший уровень развития и саморегуляции зрелой личности, на котором основными мотивационно-смысловыми регуляторами ее жизнедеятельности становятся высшие человеческие ценности”, тогда я могу с Вами согласиться.
Кстати это очень хорошее определение. Правда у этого произведения есть слабое место – “высшие человеческие ценности”, в Европе одна из высших ценностей – терпимость к людям. В исламских странах – ревность в борьбе с иноверцами. В общем человеческое определение духовности не идеально. Нужно чтобы был единый Бог, который определял что есть добро а что зло, а то по своим понятиям люди могут много натворить “добра”.
Честно говоря, когда читала этот небольшой чеховский рассказ, а читала я его не единожды в своей жизни, то не воспринимала его как такое всеобъемлющее критическое произведение. Улыбалась конечно над человеческой глупостью, иногда непосредственностью, но вот то, что рассказ является сжатой характеристикой тогдашнего общества, как то не задумывалась. Вполне можно допустить и такую его трактовку.
В те времена нельзя было напрямую критиковать, нужно было использовать всевозможные аллегории и иносказания. Тоталитарные государства не хотят слышать правду, они хотят слышать то, что им нравится.
В школьные годы зачитывалась Чеховым. Антон Павлович был моим любимым писателем. И читала не только то, что проходили по школьной программе. Читала буквально все, что находила дома на книжной полке, в библиотеке. “Краткость сестра таланта” это про Чехова. В коротких по написанию рассказах, была скрыт очень большой и глубокий смысл. Рассказы Чехова актуальны и сейчас. Сколько сейчас среди нас таких вот Ярмонкиных, которым абы пожаловаться.
Это точно, таких людей сейчас море. Кроме того, этих “жалобникам” Интернет развязал руки и они могут часами ныть и жаловаться на всех в Интернет. Я кстати тоже так начинал читать книги – просто находил все что есть у родителей и читал, часто это были книги разных жанров и писателей. Но все ровно я все читал, хотя по некоторым книгам мало что понимал. Помню Грав Монте Кристо прочитал в достаточно юном возрасте, и многого не понимал. Но все равно – книга мне понравилась.
Да, “Жалобная книга” – интересный рассказ. С одной стороны, казалось бы, написана ерунда “Оставил память начальник стола претензий Коловроев”, “В ожидании отхода поезда обозревал физиономию начальника станции и остался ею весьма недоволен. Объявляю о сем по линии. Неунывающий дачник”…. Но с другой стороны здесь наблюдается целый людской мир с его странностями и пороками. Это аллегория. Лучше слушать всякий “бред”, чем правду о себе.
Мне кажется это жалобная книга пример того, чтоб было бы, если бы люди писали в книгу все что им действительно не нравится, о чем действительно думают. Но такую непосредственность допускают только дети, взрослые же держат тон. Если и пишут или делают гадости, то с таким лицом, будто так и нужно делать. В этом ироничность данного произведения ))
Да, Вы правы. По-моему, только Чехов смог додуматься до того, чтобы написать такой уникальный в своем роде рассказ. В реальности в жалобных книгах такое не пишут. Люди, как Вы выразились, и здесь “держат тон”, хотя если их обидели, дают волю эмоциям, изливая их на бумаге.